Интервью с протоиереем Владимиром Диваковым, настоятелем храма Вознесения Господня в сторожах у Никитских ворот и благочинным храмов Центрального благочиния г. Москвы.

Текущий год является знаменательной вехой в истории Русской Православной Церкви, когда её верные чада празднуют 1025-летие Крещения Руси. Это судьбоносное для нашего народа событие принято отмечать 28 июля – в день памяти святого равноапостольного великого князя Владимира

В этот день празднует день своего тезоименитства один из старейших пастырей московской городской епархии протоиерей Владимир Диваков, настоятель храма Вознесения Господня в сторожах у Никитских ворот и благочинный храмов Центрального благочиния г.Москвы. Вот уже многие годы отец Владимир стоит на страже богослужебного благолепия и порядка и является живым олицетворением московского приходского богослужебного строя, неся ответственные послушания секретаря Святейшего Патриарха по г.Москве и секретаря Епархиального совета г.Москвы.

В преддверие общецерковного и своего личного торжества отец Владимир оказал нам большую честь и любезно ответил на вопросы редакции газеты «Воскресные школы. Центральное и Южное викариатства г.Москвы», затрагивающие тематику воскресных школ и религиозного образования детей на приходах столицы.

Отец Владимир, первый вопрос, который мы бы хотели Вам задать, отсылает нас в советское прошлое, когда в 60-е годы Вы начинали своё пастырское служение. Конечно, ни о какой церковно-приходской школе не могло быть и речи. Наверное, какие-то кружки тайком собирались в квартирах, но это могли быть взрослые или, в крайнем случае, молодёжные группы, а религиозное образование детей не имело место вообще. В этой связи, батюшка, насколько остро, на Ваш взгляд, чувствовалась в те времена нехватка такого церковного института как Воскресная школа? И что её могло хотя бы отчасти заменить?

Я не помню, чтобы в 60-е годы собирались какие-либо кружки по домам, потому что это было опасно и тянуло по тем временам под уголовную статью. Ведь тогда законом запрещалось обучение детей религии. В законе говорилось, что родители имеют право воспитывать детей в духе религии, но только своих собственных детей, не привлекая к этому посторонних лиц.

Поскольку мой сын в 60-е годы учился в школе, мне однажды пришлось иметь весьма серьёзную беседу с директором школы, которая пригласила ещё и парторга, и комсорга, и пионервожатую. Я стал ссылаться на статью Куроедова, которую все они не знали и, видимо, не хотели знать. Тем не менее, деваться им было некуда, и они говорили: «подумайте, а кто такой этот Куроедов?». Я отвечал: «это я вас должен об этом спрашивать. Наверное, этот человек не меньше, чем начальник политбюро, т.е. высший идеологический работник, который знает, что говорит. Кроме того, хотя Ленин завещал воспитывать детей в атеистическом духе, но без применения насилия, а у вас ребёнка избивают только за то, что он сын священника. А вы не принимаете никаких мер по этому поводу, хотя супруга приходила несколько раз, жаловалась».

Но эти товарищи продолжали настаивать, что я неправильно воспитываю своих детей. Когда я указал им на то, что Куроедов не своё мнение выражает, а приводит цитату из сочинений Ленина, которую они должны были знать наизусть, одна из этих дам несколько поперхнулась. И вдобавок я упомянул и Декларацию прав человека. Кстати, в то время ещё вышла книжечка «Религия и закон» за авторством некоего Клочкова. Надо сказать, гадкая книжечка, когда на одной странице разрешается что-то, а перелистываешь несколько страниц – и то же самое преподносится чуть ли не наоборот. Но в ходе этой щекотливой беседы я показывал школьной дирекции именно то, что мне надо было. Они уже не знали, куда себя деть.

В итоге парторг будто бы спохватилась, что её где-то уже ждут. Следом и комсорг подхватила сумочку и убежала. Осталась пионервожатая, которая упорно продолжала настаивать на том, что я неправильно воспитываю своих детей, обосновывая это тем, что я запрещаю своих детям вступать в ряды пионеров. «Почему запрещаю? Мой сын сам не хочет этого» — ответил я. И потом я привёл случай, когда девочку заставили вступить в пионеры, но вскоре на Пасху она была задержана в церкви и отправлена в «детскую комнату», после чего состоялось «торжественное» исключение этой девочки из пионеров вместе с прочими провинившимися. А дальше началась травля, она не могла учиться и перестала ходить в ту школу. Родители дошли до Совета по делам религии, поведали эту историю, там разобрались с этим случаем и сделали выговор начальству школы за то, что заставили верующего ребёнка становиться пионером. В результате её восстановили в школе и дали возможность получить образование. Конечно, родители поняли, что в той школе ей сложно будет учиться и перевели в другую школу.

В общем, я подытожил: «Неужели Вы хотите, чтобы моего сына так же приняли в пионеры, а в скором времени вам придётся его торжественно исключать?». Пионервожатая ещё раз уточнила, ходит ли мой ребёнок в церковь. Я подтвердил, что ходит ко мне на службы. «А в кино ходит?» — продолжала она. Я ответил, что дети смотрят кино и дома, и в кинотеатр ходят. Дальше она переключилась на дочку: «Я посмотрела, у Вас девочка за юбку матери держится!». Я ей в ответ: «А Вы в пять лет за чью юбку держались?». В общем, она уже не знала, как закончить эту беседу, в ходе которой эти советские идеологические работники потерпели полное поражение. И тут входит классный руководитель и спрашивает, почему меня вызвали. Пионервожатая попыталась найти в ней поддержку, но та сделала вид, что не поняла, о чём идёт речь, и стала рассказывать о том, что мой сын не может дать сдачи, когда его бьют, чтобы больше никто не приставал, вместо того, чтобы терпеть постоянные нападки. Пионервожатая с досадой возразила, что разговор идёт совсем о другом, и ей пришлось распрощаться со мной ни на чём.

Потом я узнал продолжение этой истории. Оказалось, что директор школы на партсобрании делала демонстративную попытку сдать свой партбилет, так как не справилась с возложенной на неё миссией переубедить меня. Ведь она не могла предположить, что папа окажется таким подкованным в законодательстве. Ей было обидно, что все партийные работники бросили её в самый разгар беседы со мной. Самое интересное, что из всей этой истории получилась другая крайность: на партсобрании решили больше не трогать детей священников, чтобы избежать подобных конфликтов, и потом другие классные руководители жаловались, что, мол, этих детей не трогай, а они хулиганят наряду со всеми остальными. Так что эта беседа возымела действие, но уж чрезмерное.